«Сегодня, дети, мы все едем на сенокос», — сказал нам недавно отец, — и мы так раскричались и разбегались, что нас насилу уняли. Я приготовил удочки для рыбы и сачки для раков, девочки – корзинки для ягод, и после обеда вся наша семья отправилась на двух телегах.
Часа через два езды по узким просёлкам, а под конец и вовсе без дороги, добрались мы до своего заливного сенокоса на берегу Десны.
Когда мы приехали, солнце уже садилось за меловые горы, но работа ещё кипела по всему лугу; а луг-то, луг, — и глазом не окинешь!
Косари в белых рубахах дружно наступали на высокую траву, и за каждым быстро вытягивалась позади зелёная грядка. Подальше крестьянки с песнями сгребали в копны сено, а у ольховой рощи уже складывался стог; два работника стояли наверху растущего стога и искусно складывали сено, а двое других подавали им его на вилах. Мальчики на лошадках подтаскивали к стогу новые копны, зацепив их верёвкою; две собачонки барахтались в сене. Весело разносились в воздухе песни, смех, говор, лай собак и звон косы под ударами точильной лопатки, набитой песком.
Но вот солнце село; стало темнеть, на западе разгорелась заря; журавли с криком пронеслись в вышине; пролетела вереница диких уток на ночлег; в ближнем озере, что осталось после разлива, хором заквакали лягушки; ночные кузнечики затрещали.
Работы прекратились. На берегу запылали костры, отражаясь в воде; чёрные котлы повисли над огнями, а вокруг них задвигались люди, точно громадные тени.
Ушинский Константин Дмитриевич