Выкопал мужик яму в лесу, прикрыл её хворостом – не попадётся ли какой зверь.
Бежала лесом лисица. Загляделась по верхам – бух в яму!
Летел журавль. Спустился корму поискать – завязил ноги в хворосте; стал выбиваться – бух в яму!
И лисе горе, и журавлю горе. Не знают, что делать, как из ямы выбраться.
Лиса из угла в угол мечется – пыль по яме столбом; а журавль одну ногу поджал – и ни с места, и всё перед собой землю клюёт, всё перед собой землю клюёт!
Думают оба, как бы беде помочь.
Лиса побегает, побегает, да и скажет:
— У меня тысяча, тысяча, тысяча думушек!
Журавль поклюёт, поклюёт, да и скажет:
— А у меня одна дума!
И опять примутся: лиса – бегать, а журавль – клевать.
«Экой, — думает лиса, — глупый этот журавль! Что он всё землю клюёт? Того и не знает, что земля толстая и насквозь её не проклюёшь».
А сама всё кружит по яме да говорит:
— У меня тысяча, тысяча, тысяча думушек!
А журавль всё перед собой клюёт да говорит:
— А у меня одна дума!
Пошёл мужик посмотреть, не попался ли кто в яму.
Как заслышала лиса, что идут, принялась ещё пуще из угла в угол метаться и всё только и говорит:
— У меня тысяча, тысяча, тысяча думушек!
А журавль совсем смолк и клевать перестал.
Глядит лиса: свалился он, ножки протянул и не дышит. Умер с перепугу, сердечный!
Приподнял мужик хворост; видит – попались в яму лиса да журавль: лиса юлит по яме, а журавль лежит – не шелохнётся.
— Ах ты, — говорит мужик, — подлая лисица! Заела ты у меня этакую птицу!
Вытащил журавля за ноги из ямы; пощупал его – совсем ещё тёплый журавль; ещё пуще стал лису бранить.
А лиса-то бегает по яме, не знает, за какую думушку ей ухватиться: тысяча, тысяча, тысяча думушек!
— Погоди ж ты! – говорит мужик. – Я тебе намну бока за журавля!
Положил птицу подле ямы – да к лисе.
Только он отвернулся, журавль как расправит крылья да закричит:
— У меня одна дума была!
Только его и видели. А лиса со своей тысячью, тысячью, тысячью думушек попала на воротник к шубе.
Михайлов Михаил Ларионович