У угла моей дачи стояла кадушка, полная воды, рядом куст бузины. На бузине сидели бок о бок два молодых воробья, совсем ещё молодых, с пушком, сквозящим из-за перьев, с ярко-жёлтыми пазухами по краям клювов.
Один бойко и уверенно перепорхнул на край кадушки и стал пить. Пил – и всё поглядывал на другого, и перекликался с ним на звенящем своём языке. Другой – чуть поменьше – с серьёзным видом сидел на ветке и опасливо косился на кадушку. А пить-то, видимо, хотелось – клюв был разинут от жары.
И вдруг я ясно увидел: тот, первый, — он уже давно напился и просто примером своим ободряет другого, показывает, что ничего тут нет страшного. Он непрерывно прыгал по краю кадушки, опускал клюв, захватывал воду и тотчас ронял её из клюва, и поглядывал на брата, и звал его.
Братишка на ветке решился, слетел к кадушке. Но только коснулся лапками сырого, позеленевшего края – и сейчас же испуганно порхнул назад на бузину. А тот опять стал его звать.
И добился: братишка перелетел на кадушку, неуверенно сел, всё время трепыхая крылышками, и напился. Оба улетели.
Вересаев Викентий Викентьевич